– Дело говори, – напомнил Гросс. – На склероз пока не жалуюсь. А вот у тебя откуда столько гонору, пес подзаборный? Когда это я Закон не соблюдал?!
– Так я отморозком честно стал. Да и сам ты, Гросс, через то прошел.
Он вдруг, многозначительно прищурившись, уставился смотрящему в лицо. О чем он болтает, удивился Тимур. Гросс же, видимо, понял, о чем идет речь. Он помрачнел и потер целой рукой плечо, где начинался пустой рукав.
– Да ты хоть раз видел, чтобы кто-то смог в одиночку снегожорку завалить?
– Нет, да мне и похрен. В Законе как говорится? Раз вместе зверюгу добывали, значит должны сосульку жрать. Пускай Фригория сама решает, кто из них достоин, – сказал Крот. Он вдруг повернулся лицом к остальным и, повысив голос до крика, требовательно спросил:
– Верно я говорю, братва?!
– Да-а-а! – единым организмом отозвалась толпа.
Слон взволнованно матерился в затылок Тимуру. Вот это номер, ошарашенно подумал Ларин. Вот только этого мне сейчас и не хватает для полного счастья! Ладно, что-нибудь придумаю. Нам бы ночь простоять, да… Да там уже все побоку – мертвые сраму не имут, как говорится.
Стоявший рядом Шай, пригнул голову и исподлобья, по-волчьи, смотрел на возбужденную толпу. Вся эта затея с сосулькой ему тоже не нравилась. Так тебе и надо, мстительно подумал Тимур. Западло есть снегожоркино дерьмо? Ничего, потерпишь. Проглотишь, переваришь и станешь почетным отморозком. А мне тут же кирдык придет.
Он вспомнил свой последний приступ на "Эскудеро" и поежился. Смерть мучительная и безобразная. Вот странное существо – человек. Знаешь ведь, что помирать тебе самое позднее через сутки, а все равно – хочется потянуть время. Так много надо бы успеть. И, главное, встретиться с Радой. Попросить прощения – он не выполнил обещания, не спас ее из женского сектора, не сумел защитить, не… Ничего он не успел. Проклятая аллергия! Так, надо срочно что-то делать…
Он на секунду прикрыл глаза, сосредотачиваясь, и заговорил, обращаясь к Гроссу, как к самому разумному существу в округе:
– Послушайте, у меня есть предложение…
Его голос потонул в реве толпы.
– Верно!
– Жри сосульку!
– Крот дело говорит…
– Не по Закону получается.
– Пусть Фригория решает.
Гросс отвел глаза, избегая взгляда Тимура, и властно рявкнул:
– Ша, строганина!
Джокер и Лаки синхронно шагнули вперед, поднимая дубинки. Шум стих – медленно, неохотно.
Им скучно, с тревогой понял Тимур. А я хочу лишить их развлечения. Не прокатит, никак не прокатит. Но я не могу так бездарно израсходовать последние часы!
– Все верно, – неохотно выдавил Гросс. – Закон говорит: хочешь стать отморозком – жри сосульку.
– Послушайте, – снова начал Тимур. – Во-первых, я совершенно не стремлюсь…
– Да он забздел! – победно выкрикнул Крот, выпячивая впалую грудь. – Может это Рукоблуд тварюгу завалил, а ты, Жмур, примазался, падла, раз сосульку жрать отказываешься? Тогда тебе в студнях место, а не в отморозках!
Вон он как все повернул, сволочь. Надо выторговать себе время, надо…
– Я буду, – в отчаянии воскликнул Тимур. – Буду жрать сосульку. Только… не сейчас. Утром. Так годится?
Он умоляюще посмотрел на Гросса. Тот отвернулся, сказал в сторону:
– Закон один для всех. Жри сосульку или…
– Был Жмур, станет Жмурка, – издевательски протянул Крот. – Найдется кому проехаться по тухлой вене, будь спокоен. Задница у тебя, вроде, симпатичная, в отличие от рожи.
Мне не дадут вывернуться, понял Тимур. Что может быть слаще, чем падение того, кто только что взлетел на вершину? Меня просто опустят на глазах у всех – для того чтобы показать другим, что Закон есть Закон.
Он мысленно извинился перед девочкой-с-глазами и, глядя прямо в ухмыляющееся лицо Крота, твердо сказал:
– Давайте вашу сосульку.
– От это дело, – крякнул сразу повеселевший Гросс. – Ты, парень, не ссы, все пучком будет. У тех кто сосульку жрет, прав намного больше. Бабу сможешь себе личную завести, и вообще… Джокер, тащи!
Бабу – это хорошо, философски подумал Тимур, только не про меня. Кстати…
Он оглянулся, жестом подозвал Слона. Тот подбежал и сразу принялся многословно выражать свое восхищение, радость за друга непередаваемую, честную пацанскую зависть и прочие эмоции, переполняющие простодушного громилу.
– Пойдешь в женский сектор, – прервал словоизлияния Тимур. – Найдешь Раду. Расскажешь ей все. Про меня в смысле, про сосульку там… Скажи, пусть не ждет. Понял?
Ясное дело, понял, заверил Слон. Чего тут не понять? Это хорошо, что баба на примете есть – авторитетам можно вообще бабу всегда под рукой, так сказать, держать, хе-хе… Вот через три денька и заберет ее Жмур самолично, чего и ходить-то сейчас, только эту самую бабу расстраивать попусту. Бабы, они ведь любят из ерунды проблему устроить, переживать будет, реветь, опухнет вся… Потом Жмур придет, а она некрасивая…
– Пойдешь и скажешь, – жестко приказал Тимур. – Сегодня же! Тронешь ее -убью. Все понял?
Договорить про то, как ему обидно такие слова слышать от верного товарища, Слон не успел. Тимура тронули за плечо.
– Пора, анархист.
Джокер протянул им с Шаем два синих гладких столбика, похожие на эрегированные фаллосы небольшого достоинства. Тимур с тоской поглядел на раскрытые ладони.
– Да бздит он, верно говорю, – Крот презрительно сплюнул сквозь зубы.
– Ша, псина! – не оборачиваясь, рыкнул Гросс. – Слушайте сюда. По Закону у вас есть три дня, чтобы отморозиться.
– А если не успеем, тогда что? – прохрипел Шай.
– Прямой дорогой в "пещеру мертвяков", что же еще с вами делать.
– А пока дотащишь, по тоннелям-то, тут об стенку заденешь, там уронишь, бывает… – скалясь, сказал Крот. – Обычное дело. Ну и это… Побьется кто-нибудь. А что? Замороженные ж по-любому дохлые считай.
Он напоролся на грозный взгляд смотрящего и осекся.
– Гросс-сенсей, – поклонился Джокер. – Позволь мне заткнуть поганый рот этого стервеца сосулькой. Кто даст гарантию, что он разморозится во второй раз?
– Был бы обычной строганиной, так бы и сделали, Джок. Пусть живет пока. Только пусть в другой раз думает, прежде чем пасть разевать, – кивнул Гросс.
Лаки среагировал моментально. Мелькнула шипастая дубинка, Крот зашипел, согнувшись в три погибели, но промолчал. Жидковат он был на смотрящего пальцы гнуть.
– Ну, давайте, братья, – ободряюще улыбнулся Гросс. – Бог в помощь.
– Бога нет теперь, одни аутеры остались, – хрипло каркнул Шай и первым протянул биомеханическую руку. Сидельцы шутку оценили.
– Осторожно, Рукоблуд! – предупредил Джокер. – Уронишь – второго шанса не будет.
Киборг смачно выругался и запихнул сосульку целиком в рот, точно со скалы в море прыгнул. Заработали мощные челюсти, и через мгновение Шай распахнул пустой рот и высунул язык. Каторжники дружно ахнули.
– Твоя очередь, Жмур, – сказал Джокер.
Сотни любопытных глаз смотрели на Ларина. Хотелось выкинуть напоследок что-то такое, переплюнуть отчаянную безбашенность Шая. Чтобы запомнили бывшего журналиста, и долго еще рассказывали байки вновь прибывшим бедолагам.
Тимур скользнул взглядом по людям, с которыми довелось вместе топтать неприветливый лед Фригории. Слон, израсходовав весь запас слов, замолчал, хмуро глядя исподлобья. Лицо Джокера было как всегда непроницаемым, лишь желваки на скулах вздулись чуть больше обычного. Лаки смотрел с интересом. Гросс кривился, потирая несуществующую руку. Кто-то пялился с любопытством, кто-то с испугом. И лишь Крот щерился от радости, понимая, что не пережить Жмуру испытания.
Вспомнив о таблетках, Тимур достал пузырек, закинул в рот все, что остались. Была не была!
У Крота вытянулось лицо.
– Не по Закону так!
– В Законе ничего об этом не говорится, – тихо ответил Гросс. – Тут уж как карта ляжет. Ешь, анархист.
Покончив с таблетками, Тимур натянул вторую рукавицу, кевларовую, но проклятая сосулька обожгла кожу сквозь нее и два слоя мембраны. Сунул в рот, начал жевать. Сосулька хрустнула, и язык моментально защипало. Из глаз брызнули слезы, кипятком ошпарило челюсти, горло, щеки. Каждое движение приносило столько боли, что Тимур не мог даже жевать. Стоял как дурак, ждал, пока сосулька сама растает, и глотал жидкую смерть. Не вышло эффектного конца.
Народ к ним с Шаем интерес сразу утратил. Сгрудились вокруг Лаки, заорали, делая ставки: кто раньше отморозится, через сколько часов оттает первый, через сколько второй, кто так и останется замороженным… Играли по-крупной. Минимальная ставка – дневная пайка.
Тимур с Шаем остались одни. Даже Слон убежал к шустрому африканцу. Интересно, подумал Ларин, на что он ставит? Боль улеглась, а вместе с ней и страх – по-любому обратного хода нет. Он даже чувствовал облегчение. Больше не нужно выходить в забой, бороться за пайку, чувствовать себя виноватым перед Радой.